Иеромонах Кирилл (Забавнов): «Благодаря книге отца Николая Агафонова, преподобный Иоанн Дамаскин стал мне родным и близким святым»

Памяти протоиерея Николая Агафонова .

Учась в Семинарии, никогда не хватало времени для того , чтобы прочесть хотя бы одну книгу, что называется, «для души». Предметом моего чтения, как и для многих из нас — семинаристов, были учебники, литература, которая так или иначе связана с учёбой. На художественную литературу (а к тому времени у меня был уже большой список книг, которые мне следовало прочитать) оставалось очень мало времени, но оно все же было. Так однажды в руки мне попал исторический роман протоиерея Николая Агафонова «Иоанн Дамаскин». Книга написана хорошим русским языком, была очень быстро мной прочитана. На быстрое прочтение ко всему прочему, повлияла моя личная расположенность к личности преподобного Иоанна Дамаскина, о котором нас как семинаристов знакомили чуть ли не на каждом богословском предмете. Он и изящный богослов-догматист систематизатор, он и защитник икон, он и лучший гимнограф, он и знаток ислама… Столько талантов в одной личности! Меня всегда поражала в людях эта возможность реализовывать свои таланты в разных сферах, так и хотелось им подражать!

Но все же преподобный Иоанн стал мне родным и близким святым после прочтения романа протоиерея Николая Агафонова. Я и не догадывался раньше, что в таком жанре можно писать о святых. Отец Николай написал о нем так, что когда читаешь роман, будто ходишь за Дамаскиным, видишь его жизнь и вникаешь с ним проблемы, проходишь испытания и начинаешь жить вместе с ним. Замечательно и ненавязчиво описаны условия в которых жил преподобный, живо представлен исторический контекст. События книги происходят на фоне жестокого противостояния христианской и мусульманской империй: а как это интересно, когда ты сам живешь и читаешь эту книгу в Татарстане! В обычных условиях Иоанн Дамаскин становится святым, очень часто становясь исповедником и, едва не мучеником, от рук самих же православных.

Отсечение руки за слова истины, за любовь к Божией Матери… Гимны, тропари, целые каноны… Сколько богословия в его гимнографии! Отец Николай смог и это передать в своем романе. Любопытно то, как были написаны слова православной гимнографии, которые до сих пор поются в наших храмах. Интересен контекст в котором появляется пасхальный канон, стихиры на целование усопшего. Мы так часто пользуемся словами преподобного Иоанна за богослужениями, и совсем не подозреваем, что за каждым его словом стоит целая история, о чем изящно пишет отец Николай Агафонов, пусть даже где-то это будет похоже на легенду, всё-таки это роман, а не выписка из архивного дела.

Протоиерей Николай Агафонов «Иоанн Дамаскин» (отрывок):

Когда Иоанн получил пергамент, перо и чернила, сердце его так разволновалось, что готово было выскочить из груди. «Как часто в этой жизни, — подумал он, — радость сменяет скорбь, а скорбь сменяет радость. Но вот приходит смерть и забирает и то и другое. Для чего человек суетится в этом мире, если конец один и для всех одинаков?» Иоанн помолился, обмакнул перо в чернильницу, и строки надгробного стиха стали ложиться одна за другой:

Какая житейская сладость непричастна скорби?

Какая слава была на земле неизменною?

Всё — тени слабее, всё — обманчивее сонных мечтаний.

Одно мгновение — и всё это наследует смерть!

Он уже не просто сочинял, а сама душа его стонала и пела скорбные слова:

Увы мне! Какая борьба при разлуке души с телом!

Увы мне! Как скорбит она тогда и — нет сострадающего.

Обращает взоры к Ангелам? Мольба напрасна.

Простирает к людям руки? Нет помощника.

Любезные братья мои! Вспомним краткость жизни нашей;

Помолимся Христу, да упокоит преставленного

И душам нашим подаст великую милость.

Суета — всё человеческое; всё не минует смерти.

Уже к вечеру Иоанн отдал рукопись Никифору, объяснив, каким мотивом ее можно петь на погребении. Когда на следующий день тело покойника принесли в храм, под его сводами впервые зазвучали погребальные стихиры Иоанна. Сам автор стоял в храме и задумчиво внимал гармоничному звучанию хора:

Плачу и рыдаю, когда помышляю о смерти

И вижу созданную по образу Божью красоту,

Лежащую во гробе Безобразною, бесславною, не имущею вида.

О чудо, что за тайна совершилась над нами?

Как предались мы тлению?

Как соединились со смертью?

Истинно, только по воле Бога

Подается покой преставленному.

Да, именно эта известная нам стихира — тоже творение преподобного Иоанна

Плачу и рыдаю, егда́ помышляю смерть, и вижду во гробе́х лежащую, по образу Божию созда́нную нашу красоту, без образну, безславну, не иму́щую вида. О чудесе! Что cиe еже о нас бысть таинство? Како преда́хомся тлению? Како сопрягохомся смерти? воистину Бога повелением, якоже писано есть, подающаго преставльшемуся упокоение.

Иоанну нельзя было писать. Таков был уговор со старцем. Он дал обет. Теперь он ради любви к скорбящему брату о потери родных написал эти стихиры. Отец Николай передает чувства святого:

Иоанн стоял и плакал. Плакал о том, что не сдержал своего обета, нарушил запрет своего старца. Ему теперь было даже стыдно возвращаться в келью Диодора. Хотелось спрятаться от старца, забиться в какую-нибудь щель. Стать незаметным. Что-то теперь будет? Как воспримет его грех старец? Иоанну вдруг ясно представилось смятенное состояние Адама после его грехопадения. «Адам убоялся и пытался скрыться от Бога. Глупец, как же можно укрыться от Всевидящего? Только повреждение ума могло породить эту безумную идею. Значит, первым следствием грехопадения стал страх и помрачение рассудка. Господи, не дай помрачиться рассудку моему. Бог вопрошает: «Адам, где ты?» А разве Бог не знает, где Адам, зачем спрашивает? Да потому и спрашивает, что хочет покаяния Адама в грехе. Адам, отзовись покаянием! Приди, как заблудившийся сын. Господи, дай мне истинное покаяние! Господи, смягчи гнев Диодора, да примет он покаяние мое. Нет, не раскаялся Адам в грехе своем. Он признается лишь в страхе перед Богом. Откуда же этот страх у тебя? Не ел ли ты с дерева? Господи! Перемени страх мой на покаянное чувство любви. Второй раз любящий Отец зовет Адама к покаянию. Но покаяния в Адаме нет. Во всем он винит своего Создателя: «Жена, которую Ты мне дал, она мне дала, и я ел». О человеческое неразумие, закосневшее в грехах своих, доколе мы будем искать виноватых вокруг себя? Никифор здесь ни при чем. Я сам желал нарушить этот запрет. Желание прикоснуться к запретному плоду мучило и терзало мою душу. А я, глупец, подумал прекратить это терзание, исполнив свое желание. Так что же? Теперь, когда я вкусил запрещенное, меньше ли терзается моя душа? Нет, она еще больше страдает. Господи, помоги мне принести достойные плоды покаяния. Не отринь меня от Твоей милости».

Теперь о его пасхальном каноне, история о котором меня так роднит с преподобным Иоанном. После нарушения обета, Иоанн Дамаскин подвергся епитимии от старца и очень серьезной, опечалившей всю братию. Но вскоре вмешательство Самой Божией Матери изменило ситуацию. Старец разрешил ему петь гимны и писать тропари:

— О чадо послушания Христова! — обнимая опешившего Иоанна, воскликнул старец. — Открой же свои уста для слов истины, отныне я снимаю с тебя запрет размышлять и писать о Боге и нашей вере. Пусть все услышат сладкозвучные глаголы. Отныне благословляю тебя крепко возвысить свой голос, ибо сняты с тебя обеты молчания навсегда. Сама Богоматерь много славного мне сказала о тебе. Меня же прости, — прибавил смиренно старец, — что я, по неведению и простоте своей, до сих пор препятствовал тебе воспевать Божественные глаголы и дела. — При этом у него блеснула слеза. И когда эта слеза по его старческой морщинистой щеке докатилась до губ пустынника, они озарились светлой и доброй улыбкой.

Иоанн же, услышав от старца такие слова, повел себя вовсе странно. Бесцеремонно схватил он старца в охапку и закружил его. А потом поставил совсем растерявшегося старца и громко воскликнул: «Христос воскресе!» — И это несмотря на то, что Пасха давно прошла и была середина лета. А строгий старец и не подумал поправить своего ученика, а, словно мальчишка какой, закричал в ответ: «Воистину воскресе!» И они опять обнялись и троекратно поликовались, как на Пасху.
— О Диодор, о богомудрый мой наставник… Отче мой, сегодня ты приобщил меня к вечности. Сегодня есть день моего воскресения! Сегодня моя Пасха! Сегодня для меня Воскресения день! Сегодня для меня Пасха Господня! Сегодня благодаря тебе, наставник мой, я перешел от смерти к жизни и от земли к небесам. Вот какая для меня радость! Потому и говорю тебе: «Христос воскресе!»

Что творилось в душе Иоанна, он и сам не мог бы объяснить. Это даже был не восторг души, это было что-то большее. И Иоанн это сразу почувствовал.  Извержение вулкана началось.   Изверглась лава горячей любви ко Христу, Богу воскресшему. Ко Христу, спасающему весь мир и каждого в отдельности. Все эти дни Иоанн ходил с торжественным напевом в душе. Слова о воскресшем Христе вырывались из его сердца непроизвольно, сами собой. Он их напевал в келье за работой. Старец, слушая, подпевал своему ученику: «Вчера вместе с тобой был погребен, Христе, — пели они в великом умилении, — сегодня встаю вместе с Тобою, воскресшим, вчера еще распинаемым…»

Иоанн… сел писать то, что волновало его сердце уже несколько дней: песнопения Пасхи Христовой. Каждую песнь канона Пасхи Иоанн снабдил ирмосом. Старец тут же выучил наизусть первый ирмос и теперь напевал его в своей келье за работой: «Воскресения день, просветимся, людие: Пасха, Господня Пасха! От смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас преведе, победную поющия». Весь канон звучал как жизнеутверждающий гимн победы над смертью: «Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало, и играюще поем Виновнаго, Единаго благословеннаго отцев Бога и препрославленнаго».

Игумен передал Иерусалимскому патриарху пасхальную службу, написанную Иоанном. Через неделю от патриарха пришло послание с требованием прислать к нему монаха Иоанна Дамаскина. Когда Иоанн прибыл в Иерусалим, патриарх ему сказал, что он завтра намерен рукоположить его в диакона, а затем в пресвитера. Иоанн упал в ноги патриарху и умолял его не совершать над ним хиротонии. Но патриарх был непреклонен в своем решении.

«Ты прославишь казанских святых и они прославят тебя», — сказал мне мой наставник в Санкт-Петербургской духовной академии протоиерей Феодор Гуряк, когда предложил мне написать службу Собору Казанским святым. Служба была написана быстро, на одном дыхании. Я знал о ком пишу. Каждая строчка святителям, мученикам и преподобным одновременно посвящалась и моим родным и близким, ушедшим в мир иной — моим «несвятым святым»: моей бабушке, отцу, друзьям, которые для меня-то точно всегда святы. Собор Казанских святых — это больше, чем те имена, что содержит моя служба… Я это понимал. Служба была готова. Её, как и полагается, отправили в Синодальную богослужебную комиссию, где она получила положительную оценку. Спустя полтора года митрополит Феофан рукоположил меня в сан пресвитера 17 октября в день Собора Казанских святых (естественно, он не знал о моей мистической связи с Собором святых через гимнографические тексты, ведь это было еще в Петербурге). Да, кстати, и имя мое теперь — тоже в честь казанского святого.

иеромонах Кирилл (Забавнов)

20 июня 2019 г.

Казанская православная духовная семинария