«Много людей, приехавших в Россию с недобрыми намерениями»: генерал-майор ФСБ о возможных диверсиях

«Я  никогда не  соглашался с  мнением, что сейчас мы  надавим и  украинцы побегут. Они не  побегут! Это хорошие солдаты и  хорошие воины. Они упрямые и  упертые. Поэтому их  нельзя было недооценивать ни  на  начальном этапе, ни  сегодня. Они являются очень серьезным противником и  представляют очень серьезную угрозу. Борьба с  этой угрозой не  на  один, не  на  два года, а, может быть, на  десятилетия»,  — говорит генерал-майор ФСБ в  отставке Александр Михайлов. В  интервью «БИЗНЕС Online» он  рассказал, о  том, стоит  ли нам отвечать террором на  террор, подобно Израилю, какие регионы России находятся в  наибольшей опасности и  можно  ли возродить Смерш.

Александр Михайлов  — контрразведчик, пожалуй, лучшей в  мире на  тот момент старой светской школы, отдавший службе в  органах безопасности четверть века свой жизни Фото:  Владимир Гердо/ТАСС

Александр Михайлов   — контрразведчик, пожалуй, лучшей в  мире на  тот момент старой светской школы, отдавший службе в  органах безопасности четверть века свой жизни. Коренной москвич из  Замоскворечья, он  никогда не  мечтал связывать свою жизнь с  борьбой со  шпионами и  диверсантами всех мастей, в  том числе идеологическими. Не  хотел носить вообще какую-либо форму, и  когда в  1974-м году после окончания журфака МГУ его неожиданного пригласили на  беседу в  органы безопасности и  сделали предложение, «от  которого нельзя было отказаться»  — стать офицером Комитета государственной безопасности, он  первым делом спросил: надо  ли будет носить форму? Форму ему носить не  пришлось, но  зато работы было много.

Когда в  январе 1977 года в  московском метро произошел взрыв, то  на  поиски террористов были брошены лучшие силы органов Госбезопасности. «Были проведены тысячи экспертиз. Каждый элемент вещдоков исследовался… Мы  искали кожу, ткани, из  которых изготовлены сумки, в  которых были бомбы, чугунину, из  которой было изготовлено СВУ»,  — вспоминает Михайлов. Террористов в  итоге нашли и  покарали.

Вообще о  КГБ того времени генерал Михайлов отзывается как об  организации в  высшей степени профессиональной. По  его словам, людей туда отбирали, что называется, штучно, а  не  по  блату или валом. Оперативной работе учили ветераны-фронтовики. «Многие из  них даже высшего образования не  имели (война все-таки), но  они прошли через такое, что не  расскажешь, а  потому опыт имели уникальный. Настоящие асы контрразведки, розыска!»  — говорит о  своих наставниках Александр Георгиевич. Соответственно, были и  результаты. К  примеру, мы  даже не  знаем, что КГБ предотвратило более 500 угонов самолетов на  стадии замыслов и  начала подготовки к  ним!

Михайлов Александр Георгиевич   — Генерал-майор ФСБ в  отставке, генерал-лейтенант милиции в  отставке, генерал-лейтенант полиции в  отставке, руководитель Центрального исполкома общественной организации «Офицеры России».

Родился 27  октября 1950 года в  Москве. Окончил Московский электромеханический техникум им.  Мосгорисполкома в  1969 году, факультет журналистики МГУ им.  М.  В.  Ломоносова в  1977 году. Прошел службу в  Советской Армии (1969-1971).

1971–1974  гг. —  старший техник на  Московском радиозаводе.

С  1974  г. служил в  органах государственной безопасности на  оперативных должностях; занимал руководящие должности, в  том числе в  Пятом управлении КГБ СССР (политическая контрразведка).

В  1989  г. был назначен руководителем первой в  СССР пресс-службы в  органах госбезопасности.

1993–1996  гг. —  начальник Центра общественных связей Федеральной службы безопасности РФ.

1996–1998  гг. —  первый заместитель начальника Информационно-аналитического управления Департамента анализа, прогноза и  стратегического планирования ФСБ РФ.

Май 1998  г. —  май 1999  г. —  начальник Управления информации МВД РФ.

Май–октябрь 1999  г. —  руководитель Управления правительственной информации Аппарата Правительства РФ; с  октября 1999  г. по  июль 2003  г. —  руководитель Российского информационного центра.

В  июле 2003  г. был назначен заместителем председателя созданного указом президента России Государственного комитета РФ  по  контролю за  оборотом наркотических средств и  психотропных веществ (Госнаркоконтроль России, позднее ФСКН).

В  октябре 2008  г. вышел в  отставку; генерал-майор ФСБ (в  отст.), генерал-лейтенант полиции (в  отст.).

Профессор Московской юридической Академии и  Московского института МВД России (1999–2000гг.); проректор независимого института политических технологий «Русская школа РR»; член Совета по  внешней и  оборонной политике (СВОП); сопредседатель Президиума Национального Гражданского Комитета по  взаимодействию с  правоохранительными, законодательными и  судебными органами; член Союза писателей России.

Автор книг «Встать до  счета «три», «Кевларовые парни», «Капкан на  одинокого волка», «Контрольный выстрел», «Прерванный полет», «Портрет министра в  контексте смутного времени: Сергей Степашин», » Чеченское колесо», «Байки с  Лубянки», «Взаимодействие органов внутренних дел со  средствами массовой информации», «PR  специального назначения», а  так  же сценариев фильмов (художественный) «Мужской талисман», (документальный) «Спасти любой ценой», «Заложники черного золота».

Имеет государственные награды: Кавалер Золотого Почетного знака «Общественное признание» (2003); удостоен именного оружия; лауреат премии им.  Константина Симонова Владимира Пикуля, Аркадия Кашко, лауреат премии им.  Ю.  В.  Андропова (с  вручением золотой медали)  — за  выдающийся вклад в  обеспечение безопасности РФ  (2002); награжден орденом Державина, медалями: М. Шолохова, Сергея Есенина; награжден орденом Русской православной церкви «Дмитрия Донского», Академик Академии российской словесности.

Но  время шло, и  в  1989 году Михайлову пришлось вспомнить о  своей гражданской специальности журналиста, теперь уже с  солидным опытом оперативной работы. Он  был назначен руководителем первой в  Советском Союзе пресс-службы КГБ СССР. В  1998 году уже будучи генерал-майором КГБ Михайлов получил предложение Сергея Степашина , который стал министром внутренних дел: перейти к  нему в  МВД начальником управления информации. В  МВД была своя специфика, но  работы тоже хоть отбавляй. Многое пришлось создавать с  чистого листа, налаживать контакты, взаимодействие, поднимать на  качественно новый уровень аналитику. Кто помнит «лихие девяностые» имеет представление о  том, что творилось в  стране по  части криминала, правопорядка и  правосознания граждан. На  этом посту Михайлов стал генерал-лейтенантом милиции. «В  1999 году Степашина избрали председателем правительства, он  автоматом, даже не  спрашивая моего согласия, назначил меня начальником управления правительственной информации аппарата правительства, то  есть, по  сути, пресс-секретарем премьера»,  — вспоминает Александр Георгиевич. Потом был Госнаркокнтроль, где Михайлов трудился в  должности заместителя председателя и  получил свое третье генеральское звание  — генерал-лейтенанта полиции. Позже трижды генерал Михайлов многое из  пережитого и  увиденного в  той или иной форме описал в  своих многочисленных книгах.

«Будем наносить удары по  всем центрам управления и  всем объектам военной инфраструктуры Украины» Фото:  ©  Tsitsagi Nikita  /  news.ru via globallookpress.com /  www.globallookpress.com

—  Александр Георгиевич, итоги референдумов в  Донбассе и  на  освобожденных территориях продемонстрировали желание людей, живущих там, стать частью России, мы  включаем эти регионы в  состав  РФ. Соответственно, любые военные действия против них будут расцениваться как агрессия против нашей страны со  всеми вытекающими по  Конституции и  Военной доктрине государства последствиями.

—  Так и  есть. Более того, я  скажу, что эти территории сразу будут включены в  состав соответствующего военного округа. Скорее всего, Западного военного округа, и, естественно, там будет размещен полный комплект наших Вооруженных сил, который будет выполнять свои обязанности по  прямому назначению.

—  То  есть там уже и  «срочники» наши будут дислоцироваться?

—  На  каком-то этапе их  не  будет, а  со  временем  — да. Это  же будет обычный военный округ Российской Федерации.

—  Но  Украина и  наемники в  составе ее  вооруженных формирований все равно продолжат обстрелы этих территорий. Как сказал Владимир Зеленский, наступление не  остановят несмотря ни  на  что.  

—  У  нас после включения этих территорий в  состав российского государства будут развязаны руки и  будет уже другой вопрос со  всем этим.  

— И  что мы  тогда будем делать?

—  Да  то  же, что и  делаем. Будем наносить удары по  всем центрам управления и  всем объектам военной инфраструктуры Украины.

—  Но  качество спецоперации изменится?

—  Да. Мы  уже не  будем рассматривать ее  как специальную военную операцию. Мы  будем рассматривать происходящее как агрессию Украины против Российской Федерации. 

—  Если это агрессия Украины против Российской Федерации,  будем вводить военное положение?

—  Нет. Зачем? Это локальный конфликт, который затрагивает только определенную территорию.

—  Не  могу не  спросить вас про недавний громкий обмен военнопленными, который прошел, как считает Рамзан Кадыров, на  украинских условиях. Не  воспримут  ли они все это как сигнал к  продолжению и  даже активизации террористической деятельности против России? Зачем и  почему все это было сделано?

—  Это не  правовое, а  политическое решение. Оно принимается исходя из  политической целесообразности, поэтому говорить, что не  надо было этого делать, я  бы не  стал. Кроме того, любая мать, чей сын находится в  плену, не  будет протестовать против того, чтобы его поменяли на  какого-то мерзавца. В  конце концов все эти мерзавцы находят себе место под какой-нибудь березой. Я  помню чеченские события. Много бывало таких ситуаций, когда мы  и  боевиков выпускали вместе с  заложниками. А  потом все вопросы решили  — кто в  земле, кто в  тюрьме пожизненно.

— Кадыров в  своем Телеграм-канале пишет, что с  нами не  посоветовались.

—  Я  с  Кадыровым не  буду спорить, потому что он  человек эмоциональный и  очень жесткий в  этих вещах. К  врагам у  него абсолютная беспощадность. Но  все-таки он  политик относительно молодой, а  раз так, то  он  воспринимает эти события с  эмоциональных позиций. Я  не  знаю, какие и  у  кого там были условия. Как я  уже сказал, это политическое решение, оно определялось политической целесообразностью, в  том числе и  по  условиям.           

«Нужно создавать систему контрразведывательного режима, то  есть в  каких-то случаях необходимо ввести комендантский час, в  каких-то  — пропускной режим. Это  же азбука» Фото:  ©  Bai Xueqi  /  XinHua /  www.globallookpress.com

—  Террористическая и  диверсионная активность со  стороны Украины в  отношении как высокопоставленных представителей народных республик Донбасса и  освобожденных территорий заметно возросла. Последняя по  времени трагическая новость  —  в  Херсоне убит первый замглавы ВГА Катериничев.   На  ваш взгляд, их  плохо охраняют, или террористы столь эффективно работают?

—  Сама охрана как таковая мало что значит. Публичный человек всегда находится на  людях и, естественно, всегда уязвим. Поэтому без введения какого-то особого контрразведывательного режима, без системы, которая позволила  бы обеспечить безопасность не  только высших должностных лиц, но  и  обычных граждан, конечно, эту проблему не  решить. Мы  должны исходить из  того, что атаки ведутся уже на  территориях, освобожденных Российской Федерацией. Агентуры у  них, я  полагаю, очень много, потому что очень часто она действует при поддержке местного населения, а  это уже создает очень серьезные проблемы как для нашей контрразведки, так и  для контрразведки республик Донбасса.    

—  Председатель движения «Мы  вместе с  Россией» и  отделения Российского исторического общества Запорожской области Владимир Рогов  предложил вооружить  сотрудников военно-гражданских администраций на  освобожденных территориях для самозащиты. Как вы  считаете, это поможет?

—  Это надо было сделать давно. С  момента, когда мы  создаем там военно-гражданскую администрацию, необходимо сразу этих людей вооружать. Понятно, что это местами декоративный акт, но  тем не  менее, кто знает, может быть, то  оружие, которым могут быть вооружены представители военно-гражданской администрации, сыграет свою позитивную роль. Известно много случаев, когда у  нас и  судей вооружают, и  каких-то политиков. Более того, я  знаю, что у  многих наших депутатов Государственной Думы есть наградное оружие, хотя они находятся не  просто далеко от  линии фронта, но  многие там вообще никогда не  были, и  это для них в  большей степени сувенир, чем средство необходимой самообороны.

А  все, что касается формируемых местных администраций, то  их, конечно, надо было, прежде всего, обеспечить необходимыми средствами защиты, я  имею в  виду бронежилеты, каски и, конечно, личное оружие. Это очень важный момент. Только на  первый взгляд кажется, что если где-то уже есть новая гражданская администрация, то  военные действия уже закончились. Ничего подобного! Этот процесс будет достаточно длительным. Поэтому я  считаю, что уже давно надо было выдать оружие всем представителям гражданских администраций и  обучить навыкам пользования им  тех, кто это оружие никогда в  руках не  держал, например, женщин, которых в  составе администраций достаточно много, но  соответствующими навыками они не  обладают. Это необходимая мера! Я  не  знаю, почему мы  соображаем так долго! У  нас в  зоне боевых действий практически все вооружены, в  том числе в  известной степени даже мирное население, которое использует трофейное оружие, попадающее к  ним в  руки. Так почему мы  формируемые администрации до  сих пор не  обеспечили соответствующими средствами защиты?!

—  Это действительно странно. В  период становления советской власти всем коммунистам и  первым комсомольцам выдавалось личное оружие для самозащиты. На  обратной стороне партийного и  комсомольского билета была специальная графа для номера нагана.  

—  Да, в  период Гражданской войны оружия было практически неограниченное количество, и  люди, которые выполняли государственные функции, либо сами себя вооружали, либо их  вооружали. Я  считаю, что мы  живем в  таких  же условиях, поэтому людям, которые сегодня выполняют гражданские функции, но  находятся в  зоне повышенной опасности, давно надо было выдать оружие.  

—  Почему до  сих пор не  выдали и  не  выдают? Что сдерживает?

—  Я  вам сказал свою точку зрения, а  тех, кто не  выдавал и  не  выдает, надо спросить, почему этого не  делают. «Это хуже, чем преступление. Это ошибка»,  — в  таких случаях говорил Наполеон. Надо давно выдать и  забыть про эту тему. Получили оружие, расписались по  ведомости, и  пусть оно у  них будет. Изменится ситуация, выйдем на  какое-то плато роста напряженности и  террористической опасности, они это оружие сдадут и  все. В  чем проблема? Что у  нас, стволов что  ли не  хватает? Их  как грязи, в  том числе и  трофейного.

— Учитывая, как именно были совершены теракты против Александра Захарченко,  генпрокурора ЛНР Сергея Горенко, нет сомнения в  том, что взрывные устройства установили люди из  их  ближайшего окружения.

—  Скорее всего, да, потому что в  Генеральную прокуратуру просто так не  зайдешь, если, конечно, именно так было совершено покушение. Но, по  большому счету, я  уже сказал, что проблема не  в  том, чтобы мы  защищали конкретного человека. Нужно создавать систему контрразведывательного режима, то  есть в  каких-то случаях необходимо ввести комендантский час, в  каких-то  — пропускной режим. Это  же азбука. Даже человек, который не  связан с  боевыми действиями, первое, что должен сделать при освобождении территории,  — вводить комендантский час, выдавать пропуска, определять систему патрулей на  улице и  так далее. Мне сложно давать оценки тому, что сейчас там происходит, но  факт остается фактом  — если мы  этого не  сделаем, то  этот процесс будет еще больше расширяться.

—  Как вы  оцениваете контрразведывательную работу вокруг людей, которые принимают решения, с  целью выявления в  их  ближайшем окружении агентов врага или предателей? Ведь они знают все и  бьют в  самые уязвимые места. Не  стоит усилить эту работу?

—  Я  воздержусь от  рекомендаций людям, которые обеспечивают личную безопасность руководства разного уровня, потому что они делают то, что могут. Мы  не  можем разбирать все случаи с  тяжкими последствиями, потому что не  знаем всех подробностей и  обстоятельств. Но  я  полагаю, что все, что необходимо, делается. Скорее всего, это проблема системная. Конечно, когда у  нас люди свободно перемещаются, в  том числе нередко и  с  враждебными намерениями, то  большое количество тех, которые поддерживает киевский режим, его националистические и  нацистские идеи, уже находятся на  наших территориях. Это, естественно, требует очень серьезной работы. Но  так было всегда в  подобных условиях. Мы  сталкивались с  этим и  на  Западной Украине, и  в  Прибалтике, когда выколупывали «Лесных братьев». Местное население нередко поддерживает этих людей. Определенные группы маргиналов всегда поддерживают террористов. Поэтому мы  должны работать от  противника, то  есть чистить, прежде всего, ту  среду, которая представляет угрозу для жизни и  здоровья людей, выполняющих государственные функции.               

«Люди, которые готовят террористический акт, так или иначе проявляют себя в  бытовой среде, но  окружающие, сталкивающиеся с  какими-то странностями в  их  высказываниях и  поведении, не  всегда обращаются в  правоохранительные органы. А  без таких сигналов правоохранителям работать достаточно сложно» Фото: «БИЗНЕС Online»

—  Усилилась также террористически-диверсионная активность в  отношении военных и  инфраструктурных объектов на  территории России, начиная от  атаки на  штаб Черноморского флота в  Севастополе и  заканчивая повреждениями ЛЭП и  всевозможными пожарами. Сейчас идет много споров о  том, как и  чем Россия должна ответить на  этот террор.

—  Тем, чем мы  отвечаем. Нам нужно, прежде всего, провести денацификацию и  демилитаризацию. Эти два насущных вопроса мы  должны решить. Это единственный ответ, который может быть эффективным, потому что бить по  хвостам  — дело по  меньшей мере неблагодарное. Сегодня одного взяли, завтра другой появится. У  нас огромное количество маргинальных людей, которые в  том числе и  на  бытовом уроне поддерживают украинских террористов. Поэтому это сложный вопрос, и  он  должен решаться комплексно. Контрразведка сегодня работает в  экстремальных условиях. Достаточно эффективные результаты есть, поэтому мы  их  с  вилкой толкать не  должны. Они делают то, что в  их  силах.

А  то, что касается самой среды, то  она должна быть сначала отфильтрована, а  потом четко контролируема. Но, к  сожалению, пока мы  не  вышли на  плато для того, чтобы сделать все, как я  сказал: создание контрразведывательного режима, жесткой фильтрации, выявление лиц, которые прямо или косвенно связаны с  бандподпольем, и, естественно, их  изоляция от  общества. Когда все это реализуем, тогда будет результат. А  сейчас мы  находимся только на  подходе к  этому плато. Поэтому на  данный момент очень сложно говорить, что мы  можем сделать. Единственное, что я  могу сказать, наши специальные службы делают все, что в  их  силах. А  если такие факты происходят, то  это не  благодаря, а  вопреки деятельности спецслужб. К  сожалению, не  все возможно предусмотреть и  проконтролировать. Огромная масса людей при очень ограниченном количестве сотрудников безопасности и  правоохранительных органов  — это объективный фактор.               

—  В  соцсетях пишут, что в  свое время на  покушение на  Владимира Ленина, убийство Моисея Урицкого, взрыв в  здании красной профессуры и  другие теракты советская власть ответила красным террором, поскольку у  нее тоже было ограниченное количество сотрудников. Нет здесь аналогий? Мы  не  можем сейчас чем-то подобным охладить пыл убийц и  подрывников?

—  Прежде всего, надо иметь в  виду, что в  условиях гражданской войны с  террористами боролось не  только ЧК, но  и  армейские структуры. Очень часто именно они выявляли такие бандитствующие элементы и  расстреливали  их. В  те  годы не  было еще такого правового государства, где были  бы четко отрегулированы все права и  обязанности. Руководствовались, по  большому счету, так зазываемой «революционной законностью». Должен заметить, что в  1919 году на  сессии Моссовета выступал зампредседателя московской ЧК  Василий Манцев, Он  в  своем докладе депутатам сказал: «Вы  знаете, что что в  прошлом году в  Москве царил бандитизм, убивали, грабили, раздевали, насиловали. В  настоящее время ЧК  все бандиты выявлены и  расстреляны». Но  мы  сегодня пока что не  вышли на  такой вариант, потому что живем в  правовом государстве. Просто так по  законам военного времени вывести к  забору и  расстрелять человека нельзя. Мы  этого не  можем. У  нас идет специальная военная операция, которая четко регламентируется специальными нормами и  правилами, и, что называется, «по  беспределу» решать вопросы практически нельзя. Вы  помните фильм «Ликвидация», когда Жуков пытался таким образом искоренять преступность в  Одессе? Это вызвало крайне негативную реакцию и  отторжение со  стороны населения той  же самой Одессы. Все-таки даже при всем разгуле преступности, когда что-то подобное касается людей или их  близких, то  они стараются уповать на  закон: делайте по  закону, и  мы  не  будем против. У  нас сейчас похожая ситуация, причем не  только в  тылу, но  и  на  фронте. Люди переходят туда-сюда, живут уже не  по  приказам своих начальников и  начинают вести террористическую деятельность зачастую по  своей инициативе. Этот момент тоже надо учитывать. 

— Можно  ли вычислить украинского диверсанта? Как это сделать?

—  Сложный вопрос. Если речь идет о  серьезно подготовленном террористе или диверсанте, то  это почти невозможно, потому что до  последнего момента он  себя никак не  проявляет. Что мы, собственно, будем выявлять? Живет законопослушный гражданин, никаким образом не  дает оценки ситуации, не  высказывает критики существующего строя, но  при этом в  гараже мастерит самодельное взрывное устройство, чтобы в  нужный момент, в  нужное время совершить террористический  акт. Поэтому выявить такого человека до  поры до  времени крайне сложно. Это зависит от  мастерства сотрудников контрразведки. И  самое главное, не  только от  них, но  и  членов нашего общества, потому что люди, которые готовят террористический акт, так или иначе проявляют себя в  бытовой среде, но  окружающие, сталкивающиеся с  какими-то странностями в  их  высказываниях и  поведении, не  всегда обращаются в  правоохранительные органы. А  без таких сигналов правоохранителям работать достаточно сложно. Поэтому когда у  нас будет восстановлено доверие к  правоохранительным органам и  специальным службам, тогда, может быть, у  нас этот процесс пойдет побыстрее. Но  факт остается фактом: сегодня очень много людей маргинального толка, которые приехали на  территорию России с  недобрыми намерениями. Кто-то с  обидой, кто-то с  абсолютно враждебными намерениями, и  мы  должны на  как-то реагировать.                 

—  По  статистике, к  нам с  территории Украины въехало уже более 4 миллионов человек. Насколько хорошо они проверены на  лояльность?

—  Никак не  проверены. Проверены их  документы, и  в  лучшем случае они записаны в  какие-то реестры и  внесены в  какие-то базы. Мы  никого не  фильтруем на  границе. Люди бегут от  военных действий. Наша задача  — быстрее пропустить его сюда, а  потом разбираться. Поэтому говорить о  том, что кого-то проверяют, не  приходится, во  всяком случае я  в  этом сомневаюсь. Есть, конечно, те, кто попадает в  поле зрения, их  проверяют, потом по  нему начинают работать или отпускают на  все четыре стороны.

Давайте с  точки зрения арифметики посмотрим на  эту проблему. У  нас с  вами порядка 800 тысяч сотрудников полиции, начиная от  ГИБДД и  паспортно-визовой службы и  заканчивая уголовным розыском и  другими оперативными службами. А  границу пересекли более 4 миллионов человек. Следовательно, число сотрудников полиции совершенно мизерное для работы с  этой массой людей. Еще меньше людей в  составе Федеральной службы безопасности, тем более если учитывать территорию страны. Управления в  регионах, куда приезжают беженцы, небольшие, а  усилить их  личным составом невозможно, поскольку свободных, «лишних» людей просто  нет. Есть определенного рода угрозы и  снимать людей, бросая их  с  одного участка на  другой, наверное, вряд  ли удобно, потому что мы  тогда оголяем фланги у  себя. Так что вопрос этот очень серьезный. Квалифицированных сотрудников готовят долго. Как следствие, мы  находимся в  таком положении, когда ограниченным ресурсом вынуждены вести контрразведывательную работу по  всей массе въезжающих на  территорию России украинцев.         

—  Может, не  стоило всех подряд пускать в  страну? Как вы  считаете?

—  А  как мы  их  можем не  пустить? Они  же идут через нашу границу, бегут от  преследования тех, против кого мы  сражаемся. Многие из  них имеют российские паспорта, выданные, кстати говоря, у  них на  родине. Они пересекают границу и  тут растворяются на  бескрайних просторах России. Поэтому пускать или нет  — вопрос спорный. Первую задачу, которую нам нужно решить,  — обеспечить их  безопасность, то  есть вывезти их  из  зоны боевых действий на  мирную территорию, а  потом уже потихонечку разбираться, кто сюда приехал и  с  какими намерениями. Это вопрос уже не  только спецслужб, но  и  местных властей, общественных организаций, то  есть всех тех людей, которые тоже должны присматриваться к  тем, кто пересек границу РФ  и  оседает в  их  регионах. Это комплексная проблема, поэтому здесь нет однозначных и  простых решений типа выдворить все 4 миллиона из  страны. Я  полагаю, что у  нас для этого даже сил  нет. В  целом это было  бы не  совсем правильно  — выдавать паспорта Российской Федерации, а  потом их  обладателей выдворять на  территорию Украины.

«Кстати говоря, террористический акт, который был совершен в  отношении Дарьи Дугиной,  — это преступление, к  которому одинаково относятся, что в  России, что на  Западе» Фото: «БИЗНЕС Online»

—  Есть предложения возродить нечто подобное Смерш времен Великой Отечественной войны и  снабдить его сотрудниками с  самыми широкими полномочиями. Вы  с  этим согласны?

—  Что-то подобное Смерш должно находиться в  тылу наших войск, потому что он  не  был в  составе НКВД. Это была особая организация, которая подчинялась напрямую власти без посредников. Наверное, в  тылу наших войск и  в  зоне, освобожденной от  нацистов Украины, можно было  бы такую организацию возродить. Но  давайте будем реалистами: кто будет в  этой организации? Кого сможем привлечь? Сколько людей, готовых и  способных освоить азы контрразведки в  таких быстрых, оперативных условиях? Я  сомневаюсь в  этой идее. В  условиях Великой Отечественной войны было немножко проще, потому что у  них были огромные полномочия, которые по  меркам мирного времени выходили за  рамки закона. Мы  сегодня все-таки пытаемся держаться в  рамках правового поля. Поэтому я, с  одной стороны, полагаю, что это надо, а  с  другой стороны  — честно признаюсь, что не  знаю, как это сделать.    

—  Опять  же в  соцсетях разгоняется мысль о  том, что во  времена СССР наиболее одиозных террористов и  организаторов террористической деятельности советские спецслужбы преследовали по  всему миру и  ликвидировали. Например, тот  же пресловутый Степан Бандера 15  октября 1959 года был ликвидирован в  Мюнхене агентом КГБ СССР.

—  Это одна из  последних ликвидаций. Причем надо сказать, что эти «чистильщики»  — люди, которые получали и  осуществляли такие задания, тоже готовились не  один день и  даже не  один  год. Большинство из  них пришли в  органы НКВД еще в  Гражданскую войну. Вспомните, кто тогда руководил этими мероприятиями, тот  же Павел Судоплатов в  1920-х годах пришел в  органы безопасности, Наум Эйтингон тоже пришел достаточно давно. У  них была огромная школа, очень насыщенная оперативная жизнь. Они знали приемы, возможности и  так далее. Сейчас очень часто на  эту тему приводят в  пример израильские спецслужбы, они, дескать, ликвидировали террористов, которые их  сборную команду. Это ерунда и  голливудская версия событий. Любая ликвидация подобного рода связана не  только с  очень высоким оперативным риском, но  и  с  риском очень серьезных политических потерь.

Поэтому я  считаю, что, наверное, сейчас нам не  нужно идти по  этому пути. Нам надо пытаться официальным путем добиваться выдачи убийцы той  же Дарьи Дугиной. Хотя в  этих условиях нам, конечно, никто никого выдавать не  будет. Окажется в  поле зрения  — тогда ее  задержат. К  сожалению, мы  вынуждены констатировать, что много людей, которые находятся у  нас в  оперативном и  международном розыске, благополучно живут в  той  же самой Великобритании, и, естественно, нам их  никто не  отдает. А  в  нынешних условиях это еще сложнее. Да  и  вообще, вы  только подумайте, в  этих крайне обостренных русофобских условиях как человек может проводить какие-то мероприятия?! Даже самый высококвалифицированный разведчик не  сможет проводить мероприятия подобного рода на  территории других стран. Мы  пока на  этот вариант не  идем, и, я  полагаю, что совершенно осознанно.

—  Но  Израиль уже таким образом двух опасных для себя иранцев устранил. Одного физика-ядерщика, другого  — какого-то генерала. Израиль, конечно, в  этом не  признается.

—  Конечно, в  мире у  каждой страны своя практика, подходы и  принципы. Мы  все-таки пытаемся поставить мир на  путь истинный и  заставить тех, кто ему угрожает, жить по  законам демократии, права и  справедливости. Кстати говоря, террористический акт, который был совершен в  отношении Дарьи Дугиной,  — это преступление, к  которому одинаково относятся, что в  России, что на  Западе. Но  с  учетом того, что это было сделано в  отношении гражданки России, Запад тут  же начинает жить по  своим двойным стандартам: не  выдает преступников, более того, я  думаю, они ликуют, что на  территории России совершен такой успешный, по  мнению спецслужб Запада, террористический  акт. Поэтому это очень серьезный вопрос, и  я  думаю, что мы  не  скоро к  нему придем, если вообще придем когда-либо. 

—  Почему это преступление против Дарьи Дугиной так быстро было раскрыто, но  защитить ее  мы  не  смогли? Какая-то связь есть здесь?  

—  Никакой связи здесь  нет. То, что быстро было раскрыто, меня не  удивляет. Москва сегодня живет в  условиях тотального контроля, в  том числе цифрового. Поэтому многие преступления раскрываются достаточно быстро  — и  уголовного характера, и  террористического. Вопрос заключается только в  том, что мы  действительно не  можем защитить каждого гражданина. У  нас много людей, которые прямо или косвенно вызывают изжогу на  Западе. Но  к  каждому из  них, как говорится, по  спецназу не  приставишь, тем более это контрпродуктивно, потому что может погибнуть один человек, а  может он  и  еще десять человек охраны. К  этому надо относиться очень рационально, хотя это звучит и  немного нелепо. Но  мы  же с  вами не  можем обеспечить безопасность каждого, приставив к  нему физическую охрану. Нет у  нас такой возможности, да  и  квалифицированных охранников у  нас не  так много.

«В  Москве террористическая опасность тоже велика» Фото: «БИЗНЕС Online»

—  Как вы  оцениваете, насколько эффективно работают украинские спецслужбы? В  каких областях наиболее сильны?

—  Украинские спецслужбы  — это всего лишь инструмент. Мы  прекрасно понимаем, что сегодня все, начиная от  боевой техники и  заканчивая боевой подготовкой, лежит на  плечах Запада. Поэтому, конечно, со  специальными службами Украины Запад работает очень активно, выделяет инструкторов, делится информацией. Там давно уже сидели западные инструкторы, правда, у  них не  было тогда такой горячей фазы, как сегодня. Инструкторов, специализирующихся на  террористической, диверсионной деятельности и  заказных убийствах, на  Украину приехало очень много, они плотно работают с  местными сотрудниками, которые давно потеряли берега. Для того, чтобы заниматься тем, чем сейчас занимается СБУ, нужно полностью разрушить морально-нравственные основы людей, которые пришли защищать интересы государства. Западным спецслужбам очень хорошо с  ними работать, потому что это такие киборги, которые уничтожают людей даже не  задумываясь. А  западные спецслужбы разрабатывают им  планы тех или иных операций. Поэтому мы  должны понимать, что за  спиной СБУ стоит Центральное разведывательное управление, немецкое BMD, другие спецслужбы. Там идет очень активный обмен, в  том числе военной разведывательной информацией, что позволяет наносить удары по  российским войскам. Там работает и  космическая разведка, и  система АВАКС, которая контролирует передвижение российских войск, определяет их  дислокацию. Эти координаты передаются украинским военным, а  те  наносят удары уже по  выявленным точкам. Так что мы  уже не  должны говорить об  украинских спецслужбах, тут работает квалифицированный иностранный контингент, хорошо подготовленный, имеющий опыт практической деятельности по  всему земному шару, потому что ЦРУ работало практически везде.

—  Руководитель командования специальных операций США  Ричард Кларк фактически взял на  себя ответственность за  подготовку террористических актов на  освобожденных Россией территориях. В  интервью газете The Washington Post он  откровенно поведал, что США давно готовили Украину к  войне с  Россией. Генерал Кларк много лет натаскивал Силы специальных операций (ССО), которые сейчас ведут свою грязную террористическую войну. Это никаких эмоций ни  там, ни  у  нас не  вызвало. Вы  помните, какой в  свое время поднялся шум в  американском обществе, когда прошла публикация о  том, что Россия якобы платит талибам за  убийство американцев в  Афганистане? Звучали гневные угрозы, что Россия за  это заплатит, если будут доказаны факты. Мы  будем реагировать?

—  Я  думаю, что реакция есть. Она, прежде всего, заключается в  том, что сегодня накапливается очень большая база данных по  всем террористическим актам и  прочей их  грязной работе. Я  полагаю, что у  следственного комитета, ФСБ, СВР имеется досье с  документированными данными всех видов преступлений. Далее все должно решаться на  уровне какого-то международного трибунала, потому что по-другому мы  вряд  ли что-то сможем сделать.

По  поводу афганского шума, который они подняли, я  хотел  бы заметить, что американцы всегда жили по  двойным стандартам. Они сочинили глупость про талибов и  тут  же завизжали, что Россия такая-сякая, а  сами делают еще хуже, уничтожая целые города и  поселки.

Поэтому надо понимать, что мы  живем в  условиях двойных стандартов со  стороны американских спецслужб, которые полностью управляемы политиками. Спецслужбы являются всего лишь инструментом, но  в  данном случае они от  служб анализа, прогноза и  стратегического планирования ушли в  нишу исполнения желаний политического руководства. Хочет политическое руководство, чтобы началась какая-то грязная история  — они тут  же лепят и  вбрасывают фальшивку, а  весь мир ее  подхватывает. Мы  можем сколько угодно опровергать. Поэтому часто бывает так, что чем яростнее мы  начинаем что-то опровергать, тем больше растет уверенность в  объективности представленных их  спецслужбами данных. Поэтому мне кажется, что мы  реагируем правильно и  поднимать планку реакции нам не  нужно. Мы  должны иметь возможность говорить только тогда, когда действительно кого-то задержали, полностью доказали его вину, и  все эти материалы предоставили мировому общественному мнению. Хотя, честно говоря, это никакого эффекта иметь не  будет, потому что они живут в  мире собственных представлений о  том, что происходит на  Украине и  чем является Россия. Поэтому мне кажется, что иногда лучше промолчать, чем втягиваться в  полемику. Мы  только недавно с  Бучей разделались, распутали этот лживый клубок, а  сейчас лепятся новые истории. Сейчас спецслужбы занимаются в  том числе и  чисто пропагандистскими акциями, направленными на  подрыв авторитета враждующей страны, поднимают боевой дух нашего противника и  пытаются повлиять на  морально-патриотический дух наших войск.

—  Может, нашим спецслужбам стоит организовать целенаправленную охоту на  их  инструкторов?

—  Я  практик, а  не  режиссер голливудских фильмов. Я  прекрасно понимаю, что эта работа, безусловно, ведется, такие задачи стоят. Я  интуитивно это чувствую. Но  не  всегда эти задачи выполнимы в  какой-то ограниченный промежуток времени. Я  уверен, что большинство инструкторов уже «на  карандаше», все их  установочные данные есть, все их  деяния документируются, а  дальше всему свое время. Мы  не  должны жить в  условиях акций. Самое страшное для страны  — это когда она живет в  условиях акций. Время акций проходит, а  ситуация не  меняется, вот что страшно. Нам нужно действовать по  принципу: достал ствол  — стреляй.

—  Я  беседовал в  бывшим руководителем службы безопасности ядерных объектов России академиком Владимиром Кузнецовым. Он  сокрушался по  поводу того, что у  работников Запорожской АЭС, среди которых, по  его словам, много «нациков» и  людей, сочувствующих националистическому украинскому режиму, при входе на  объект не  изымаются сотовые телефоны, их  вообще никто в  должной мере не  контролирует. Почему это происходит? Имеет  ли место подобная практика на  других объектах?

—  Во-первых, Росгвардия, которая там находился, не  является субъектом оперативно-розыскной деятельности. Это боевые подразделения с  охранными функциями. Поэтому все перечисленное не  их  обязанности. Тем более, что те  сотрудники, которые там работают, атомщики, не  меньше нас заинтересованы в  безопасности этой станции. Они лучше нас понимают, что будет, если перебьется трубопровод и  будет нарушена система охлаждения реактора. Будет фантастической силы взрыв, гораздо хуже Чернобыля. Я  думаю, что все сотрудники станции, какую  бы позицию они не  занимали по  отношению к  России, это прекрасно понимают.

Во-вторых, те, кто там работает, знают все специфику станции, и  мы  вынуждены мириться с  тем, что там находятся эти люди. Подобных стратегически важных и  потенциально опасных инфраструктурных объектов на  освобожденных территориях и  в  республиках Донбасса огромное количество. Возле каждой трубы, каждого блока городового не  поставишь. Это серьезный вопрос, который стараются решать с  минимальными потерями.              

—  Как вы  оцениваете работу нашей разведки в  преддверии спецоперации на  Украине и  сейчас? Были в  ней, на  ваш взгляд, допущены какие-то ошибки, недочеты? С  чем они связаны и  как их  исправить?

—  Я  25 лет отслужил в  органах Госбезопасности, и  я  не  сторонник скоропалительных выводов. У  нас сегодня оценками ситуации на  фронте занимаются люди, которые не  командовали войсками выше батальона, а  то  и  вовсе военные журналисты, которые не  имеют командного опыта вообще. Но  они начинают рассуждать о  фронтовых, армейских операциях. У  нас есть действительно очень серьезные и  талантливые люди, прошедшие Афганистан, другие горячие точки, но  в  массе своей рассуждают люди, которые оперативной карты Генерального штаба никогда в  глаза не  видели. Я  не  хочу быть в  их  числе, поэтому я  не  буду говорить, что мы  предусмотрели или  нет. Наверное, какие-то просчеты и  недооценки были. В  любой военной операции, безусловно, бывают просчеты, а  противник не  действует по  нашим планам. Всегда имеет место недооценка противника, недостаточная информация о  нем, или информация, которая недостаточно проверена. Наверняка это было. Но  это не  нам с  вами судить и  не  нашим с  вами экспертам, потому что это должен оценивать Генеральный штаб, его соответствующие управления, в  том числе разведуправление, Совет национальной безопасности и  президент России. Вот это те  категории, которые должны производить разбор полетов. А  не  те, кто после коронавируса массово переквалифицировался в  специалистов по  военному делу.

—  Как  бы не  закончилась спецоперация, я  имею в  виду подписание каких-то договоренностей с  Зеленским или полным сломом режима, бандитско-террористическое подполье самостийников при помощи и  поддержке их  западных кураторов будет существовать и  действовать, в  том числе, очевидно, и  на  нашей территории. Уже сейчас мы  как-то готовимся к  тому, чтобы его нейтрализовать? Что для этого делается нашей разведкой и  контрразведкой?           

—  То, о  чем вы  говорите, было известно с  момента входа наших войск на  Украину. Было совершенно очевидно, что это не  на  один год, а, может быть, и  не  на  одной десятилетие. Нам придется очень долго с  этим делом жить, бороться, побеждать там, где это возможно. И  самое главное, что в  период иной фазы, безусловно, будут вырабатываться новые принципы и  подходы, потому что воевать сегодня с  подпольными диверсионными группами  — это уже не  1945–1954  год. И  даже не  1964-й, когда поймали последнего бандеровца. Это уже другая война и  другие события на  территории Украины. Надо понять, насколько глубоко сейчас проникло это подполье.

Бандеровское подполье базировалось на  абсолютно маргинальной среде, на  людях, которые порой даже писать не  умели, а  сегодня мы  имеем более изощренного, очень подготовленного врага. Я  никогда не  соглашался с  мнением, что сейчас мы  надавим, и  украинцы побегут. Они не  побегут! Это хорошие солдаты и  хорошие воины. Они упрямые и  упертые. Поэтому их  нельзя было недооценивать ни  на  начальном этапе, ни  сегодня. Они являются очень серьезным противником и  представляют очень серьезную угрозу, борьба с  этой угрозой ни  на  один, ни  на  два года, а, может быть, на  десятилетия. Это серьезный процесс, который будет требовать от  нас не  только усилий, но  и  финансов.

—  У  нас есть базы данных сотрудников СБУ, их  штатных и  внештатных агентов?

—  Ни  мне, ни  вам этого никто не  скажет. По  моему убеждению, мы  располагаем полным пакетом информации и  по  личному составу, и  по  агентурному составу. Это мое предположения, но  мне думается, что они близки к  истине.   

—  Как вы  оцениваете уровень террористической опасности в  Крыму и  в  других регионах? Где наибольшая опасность существует?

—  Прежде всего, в  пограничных регионах. В  глубине России мы  пока что не  ощутили террористической угрозы, хотя очень много людей въехало в  страну с  территории Украины и  проехало ее  всю до  Камчатки. Поэтому по  всей территории России сейчас уже могут быть «спящие» террористические ячейки, которые в  нужное время в  нужном месте начнут действовать. Поэтому мы  действительно находимся в  очень непростом положении. А  Крым и  Донбасс находятся на  приоритетном положении и  для наших спецслужб, и  для армейских структур, поэтому там к  спокойствию мы  придем не  скоро.     

—  А  в  Москве?

—  В  Москве террористическая опасность тоже велика. Когда речь идет об  организованном подполье, с  ним проще, оно выявляется. Но  когда мы  имеем дело с  одиночками, то  сложность по  их  выявлению возрастает в  разы.

—  Какие у  нас наиболее уязвимые места? Против кого еще могут быть совершены теракты?

—  Против кого угодно. В  Крыму сожгли машину журналиста и  телеведущего Дмитрия Киселева. Сожгли без пассажира. А  если  бы он  там был, мог  бы пострадать. Поэтому опасность, конечно, высокая.